|
Литовский режиссер Эймунтас Някрошюс привез на фестиваль «Балтийский дом» в Санкт-Петербург спектакль «Идиот» по роману Достоевского. Роль князя Мышкина в спектакле исполнил молодой актер Даумантас Цюнис.
На фестивале «Балтийский дом» сложилась добрая традиция - в программе обязательно есть спектакли Эймунтаса Някрошюса. На этот раз сумрачный литовский гений привез свою последнюю постановку «Идиота» по роману Достоевского. Спектакль спорный и непохожий на прошлые творения мастера. Хотя все те же заряженные смыслом метафоры, пронзительная глубокая музыка Фаустаса Латеноса и почти лишенное предметов, поющее, пустое пространство сцены. Кстати, за сценографию в этом спектакле отвечает сын режиссера Марюс Някрошюс.
«Мы обнаружили, что сцена, как планшет, как инструмент для нас, как Страдивариус - чем больше лет, тем она прекрасней звучит», - говорит Эймунтас Някрошюс, режиссер.
Слово Достоевского звучит в неспешных ритмах ритуала. Вне времени - в экзистенциальном пространстве судьбы. Някрошюс сохранил авторскую ремарку - 20-летний возраст героев. Причем не столько молодость, сколько детскость - это основная доминанта характеров. Дебютант, недавний студент и ученик Римаса Туминаса Даумантас Цюнис все пять часов спектакля не дает оторваться ни сердцем, ни мыслью от своего Мышкина.
«Я не знаю, почему он выбрал меня. Может что-то увидел? Один знакомый журналист в Литве мне рассказывал: он спросил у него, почему Даумантас? И Някошюс ему ответил: пошли покурить. Покурили с человеком и все уже понятно», - рассказывает Даумантас Цюнис, актер.
Вот Мышкин играет с воображаемым котенком, а потом засыпает на детской кроватке, как ребенок. На глазах воплощается библейское «будьте как дети». И относится это не только к блаженному агнцу - князю Мышкину, но абсолютно ко всем персонажам спектакля. Детское упрямство, угловатая робость и отчаянная бескомпромиссность - все или ничего - это някрошюсовская рыжеволосая Аглая. Чистая девочка до безумия влюбленная. Объяснению Мышкина и Аглаи все время что-то мешает: то сестра, то мамаша, то группа великовозрастных детей с лопатами в руках. Някрошюс не просто снимает шелуху хрестоматийности с персонажей, он заставляет дышать их полной грудью, вскрывает глубинные смыслы.
«Он учился в Москве, в ГИТИСе, и он совершенно свободен от стереотипов. Вот те "Три сестры", которые чеховские, и те три сестры, которые сегодня сестры Епанчины, они абсолютно вне такого контекста, некоей фальшивой театральной и кинематографической традиции, которая сложилась в последнее время в отношении романа "Идиот", - считает Василий Сенин, режиссер.
Мгновения абсолютной полноты - дуэт Рогожина и Настасьи Филипповны. Перешедший пределы отчаяния Рогожин заплетает любимой косы. А та непокорно распускает волосы. Образ трагичности бытия и невозможности счастья. Потом Настасья Филипповна будет долго кружить по сцене с зеркалом в руках. Ее бег по дантовым кругам навсегда прервет Рогожин. А в финале Рогожин и Мышкин сожмут кулаки в руках, не в силах распустить пальцы, выпустить переполняющую их боль наружу.
"Такая интенсивность страдания, сопереживания, конфликтов, борьбы, которые выражаются в совершенно неожиданных жестах. Как будто все время чувствуется, что приготавливается к следующей сцене, к следующему конфликту", - объясняет Нина Кирай, театровед.
Пространство трагедии и эпичность романа для Някрошюса дело привычное. Но в данном случае зритель видит не очередную версию романа Достоевского. Как известно к интерпретациям можно относиться по-разному - можно поспорить. Здесь же зритель соприкасается с опытом души, с которым спорить, как известно, нельзя.
| |