|
На Чеховском фестивале выступают артисты дивной французской труппы «Руки, ноги и голова тоже» - с риском для всех перечисленных частей тела
Два года назад Чеховский фестиваль открыл нашей публике режиссера Матюрена Болза и его уникальную маленькую компанию с ироничным названием «Руки, ноги и голова тоже». Цирковая акробатика спектакля «Тангенс» оказалась метким языком для философского высказывания: феноменальная точность прыжков, падений и кульбитов воспроизводила дьявольскую бесперебойность тоталитарной машины подавления личности и позволяла в полной мере ощутить послевкусие ХХ в. (или предчувствие ХХI в.). Болз тут же попал в обойму фаворитов Чеховского фестиваля. И его новый спектакль «Смола и перья» полностью оправдал ожидания.
Никакой смолы и перьев в нем нет, но есть противопоставление тяжести и полета, вязкости и невесомости. Литературным толчком к созданию «Смолы и перьев» послужила повесть Джона Стейнбека «О мышах и людях», но прямых параллелей с текстом искать не стоит. Разве что единственная женщина в мужском мире или сцена с парой актеров (один ведущий, другой ведомый), застрявших в расщелине между двумя досками, могут отдаленно напомнить о литературном первоисточнике. Разве что чувство нарастающей тревоги, предчувствие неотвратимого кошмарного финала тоже навеяны книгой.
Персонажи Болза становятся заложниками пространства - вернее, особой конструкции на тросах, которая сначала опускается на них, точно норовя раздавить и перемолоть, а потом взмывает вверх, взяв на борт тех, кто смог приспособиться к ситуации. Сначала трое первопроходцев, затем еще один (чужак) и наконец женщина - остатки спасшегося человечества, летящие сквозь космическую пустоту. Пятерка персонажей проверяет экипаж на прочность, опасно исследует пределы, за которые можно выходить, балансируя на досках и зависая над пропастью. Темами цирковых этюдов становятся универсальные ситуации вражды, любви, подавления или бунта. Но остроумней всего придумана самая мирная сценка - умывание: повиснув головой вниз, актер-"отражение" копирует действия умывающегося. И сам же грустно высмеивает свою находку - брошенный вниз платок «отражению» приходится ловить: предлагаемые обстоятельства гравитации не в силах отменить даже виртуозы из труппы Болза.
Обостренное чувство опасности здесь не обозначается - смотрите, дескать, куда катится наш мир, - а является главным условием актерского существования (все трюки выполняются без страховки). Болз признавался, что приходится работать на постоянном преодолении страха. Опасность нагнетается от сцены к сцене - и вот уже полуразрушенная конструкция, последняя почва под ногами последних людей, висит под сильнейшим наклоном. Актеры скатываются вниз, хватаются за последние соломинки - и друг за друга, - но постепенно находят точки опоры, выстраивают новые мостки над пропастью. И - хотя это кажется уже почти нонсенсом - даже на этом горизонте событий обретают умиротворение и гармонию.
7 июля в «Театриуме» на Серпуховке
| |