|
С 4 по 11 июня в Сочи прошел 22 Открытый российский фестиваль «Кинотавр». Предлагаем вашему вниманию интервью с Андреем Звягинцевым - режиссером фильма Закрытия «Елена». Он рассказывает о своей героине Елене, о том, как, не зная английского, работал с иностранной группой, и почему пятиминутные фильмы раньше считал баловством, истоках сценария картины, отличиях российского менталитета от западного и многом другом.
Корреспондент:
«Елена» закрывала «Особый взгляд» в Канне, теперь - «Кинотавр». Прежде фильмом Закрытия в Сочи становилось «Изгнание». Не находите ли Вы в этом какого-то символического смысла?
Андрей Звягинцев:
Нет, думаю, это тот самый случай, когда значение, которое мы склонны придавать самым обыкновенным событиям или совпадениям, мягко говоря, преувеличено.
Корреспондент:
Ваши опыты в коротком метре - это хобби или поиск новых решений?
Андрей Звягинцев:
В случае с «Нью-Йорк, я люблю тебя» я хотел поработать с иностранной группой, и, в определенном смысле, можно считать этот опыт экспериментом. Я не говорю по-английски, и мне было интересно понять, как получится работать в таких обстоятельствах. Это был вызов. Прежде я отказался от участия в альманахе «Париж, я люблю тебя». Подумал - это баловство: что можно сказать в кино за пять минут? Потом посмотрел готовый «Париж», последняя новелла в нем, Александра Пэйна, стоила, на мой взгляд, всего фильма, и я решил войти в эту реку, принять этот вызов. Мне очень дорога эта работа, я «насмерть» сражался с продюсерами за 30 секунд изображения, которые они требовали удалить. Ну, а в случае с альманахом «5ive», у меня было полтора свободных месяца в ожидании работы по сведению звука в «Елене», и я подумал: почему бы нет? Тем более что у нас появилась хорошая, содержательная идея.
Корреспондент:
Когда человек слышит «Елена», он сначала думает о Елене Троянской, причине катастрофы. Потом, когда он узнает, что второго персонажа зовут Владимир, то вспоминает равноапостольных Владимира и Ольгу, в крещении Елену - отца и мать русской духовности. От них и до Сергия (их сына зовут Сергей) недалеко. Появляется новый смысловой оттенок - сатирический. Вы ведь с этими параллелями названия работали?
Андрей Звягинцев:
Ни я, ни Олег Негин - автор сценария - не закладывали в этот замысел никаких православных аллюзий, да и древнегреческих тоже. Но если у кого-то возникают такие интерпретации - бог в помощь, как говорится. Один журналист в Канне сказал мне, что Елена - это троянский конь, засланный казачок. Незадолго до этого кто-то мне говорил: «Будем ждать вашу Елену Прекрасную». Я ответил: «Не дождетесь, будет Елена Ужасная». Словом, название открывает путь для множества коннотаций, в том числе, видимо, и для вашей.
Корреспондент:
В «Елене» от метафорики прошлых фильмов Вы переходите к ярко выраженной гражданской позиции. С чем связан такой переворот?
Андрей Звягинцев:
Это довольно поверхностный взгляд. Никакого переворота или перехода не было и нет. Мы, как и прежде, рассказываем историю, в которой рассматриваем архетипы, а не конкретных людей в конкретных обстоятельствах. Обратите внимание хотя бы на то, что мы не акцентируем внимание на профессиях персонажей - только про Елену мы знаем, что она в недалеком прошлом была медработником, видимо, низшего звена - нянечкой, санитаркой, максимум - медсестрой, это важно для сюжета. Остальные персонажи лишены этой привязки. Все они (в том числе и Елена, конечно) - это образы, архетипы, действующие в условиях злободневной, понятной нам фактуры. Речь идёт не об ужасах современной России (вернее, не только о них) - через призму настоящей русской действительности мы говорим о природе человека вообще: человек такой. Да, это страшно. Но именно этот человек создал те блага цивилизации, которые все мы так ценим. Впрочем, именно он создал и самое страшное оружие, именно он погряз в пороке, лености, глупости... Хотелось бы превосходить в себе этого человека, хотелось бы действовать исключительно во благо, но...
Корреспондент:
Но ведь изменилась форма высказывания.
Андрей Звягинцев:
Ещё раз повторю, в «Елене» мы имеем дело с сегодняшним днем, а это потянуло за собой узнаваемые реалии и необходимость говорить прямым языком без поэтических метафор и аллюзий.
Корреспондент:
Сценарий фильма получил приз в Сандэнсе. Они-то там что узнали?
Андрей Звягинцев:
Этого и не хотят замечать журналисты, объявившие «Елену» русским социальным фильмом, в котором все про нас родимых, всё такое актуальное и родное. Нет, история универсальна. И приз в Сандэнсе только подтверждает это. Мало того, сценарий был написан по заказу британского продюсера Оливера Данги. Он определил тему и хотел сделать большой проект из четырех полнометражных фильмов. Он разделил мир на четыре территории: Южная Америка, Северная Америка, Европа и Азия. Из каждого региона он хотел взять по автору и с ним сделать фильм на тему «Апокалипсиса». Такие четыре всадника Апокалипсиса. Мы с Негиным долго думали, как к этому подойти, и решили остановиться на Апокалипсисе внутри, так сказать, одной отдельно взятой души. Так что история изначально была «западной». Елену в сценарии звали Хелен, Владимира - Ричардом и т.д. Разумеется, фильм должен был быть на английском языке. Местом действия могли быть США, Англия или другая англоязычная страна. История была понятна всем. Ну, может быть, кроме одного момента: тот уровень коррумпированности, который мы задали в сюжете, западному человеку уяснить сложно. Он же не понимает, как это - дать взятку, чтобы «откосить» от армии или поступить в институт. Вокруг этого сформирован важный драматургический узел, который понятен, наверное, только русскому человеку. У продюсера была масса и других вопросов, он мне написал двадцать страниц комментариев. Я их прочел и понял, что отвечать на них не хочу. Его взгляд показался мне очень узким. Мне, к примеру, не важно происхождение денег у богатого человека. Что может быть ужаснее того, когда в тексте через диалоги очень подробно объясняется, откуда что взялось?
Корреспондент:
Или через флэшбэки.
Андрей Звягинцев:
В итоге, мы отказались от «западного» варианта. И кстати, в Сандэнс отправили уже русскую версию сценария и получили там приз, будучи выдвинутыми от всей Европы. Это, конечно, высокая честь.
Корреспондент:
Посыпались предложения?
Андрей Звягинцев:
Было несколько встреч. В частности, проектом заинтересовались Sony Classics. Но это был январь 2010 года, когда у нас уже вовсю шел производственный процесс. Александр Роднянский взял на себя полное финансирование фильма. Западные продюсеры предлагали ему свои варианты копродукции, но, видимо, это было уже неактуально.
Корреспондент:
Где грань между русским режиссером и гражданином России, работающим на Запад?
Андрей Звягинцев:
Не знаю. Я чувствую себя гражданином страны, имя которой - кинематограф. На этой территории я ощущаю себя абсолютно свободным, лишенным подобных предрассудков. Если говорить о киноязыке, то тут нет и не должно быть границ. Фильм должен быть этическим воззванием к миру - в том, что касается содержания. А по форме это не обязательно купола, хохлома и огурцы с помидорами.
| |